Отправлено: 15.03.13 00:13. Заголовок: Лев Лунц "На Запад!" Искрометная статья-призыв к авантюрности в литературе (1922) НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!

Решил разместить здесь любопытную статью на тему "почему в России нет своих Дюма и Стивенсонов", т.е. приключенцев, которыми зачитывалась бы с детства вся Европа, да и другие куски суши.
Штильмарк и Обручев могли бы, наверное, стать таковыми, но они не в счет. Мало написали. Грин? Не совсем то. Беляев... пожалуй, но он не стал автором международного масштаба.
Из наших сочинителей на вселенский уровень вышли только три великих классика-бородача ТДЧ (при всем обожании и уважении выстроил их инициалы по степени бородатости. Но это, как говорится, совсем другая история.

Статья эта старая, увы, не слишком известная, но очень энергичная, живая и как раз по нашей, приключенческой, тематике. Читать ее не скучно. Очень бы хотелось, чтобы с ней ознакомилось как можно больше посетителей форума. Высказать свои pro & contra можно здесь или в теме "Русский приключенческий роман". http://adventures.unoforum.ru/?1-6-0-00000008-000-0-0-1363265601

Итак, в далеком 1922-м Лев Лунц смело рассуждает о "неблагородном" искусстве авантюрной фабулы и весьма постыдной штуке на букву "з".

http://knigolubu.ru/russian_classic/lunts_ln/na_zapad.9037
Для удобства чтения абзацы дал через отбивку.

 Отправлено: 15.03.13 00:16. Заголовок: ЛЕВ ЛУНЦ НА ЗАПАД! Р..

ЛЕВ ЛУНЦ
НА ЗАПАД!
Речь на собрании Серапионовых Братьев 2-го декабря 1922 г.

В 1919 году, после величайшей в мире войны, в разгар величайшей в мире революции, молодой французский писатель Пьер Бенуа выпустил роман "Атлантида": чистая авантюрная повесть, к тому же еще экзотическая. Роман этот был встречен с исключительным восторгом, Небывалым за последнее время.

Вся русская критика отнеслась к роману одинаково. Успех "Атлантиды", - показатель крушения западной буржуазной культуры. Запад разлагается. Утомленный войной, он ищет отдохновения в экзотике и в авантюрных пустячках, уводящих его далеко от строгой действительности. "Атлантида" щекочет нервы западным буржуа, и они - о живые трупы! - вместо Барбюса и Роллана - читают Бенуа.

Я не склонен преувеличивать значение этого романа. Бенуа - писатель молодой. "Атлантида" написана под сильнейшим влиянием Хаггарда, и, конечно, она хуже Хаггардовских романов. Много в ней ошибок и наивных промахов. Но для меня "Атлантида" важна, как пример, как показатель. Я не буду говорить о самом романе. Это только повод.

* * *
На Западе искони существует некий вид творчества, с нашей русской точки зрения несерьезный, чтобы не сказать вредный. Это так называемая литература приключений, авантюр. Ее в России терпели, скрепя сердце, для детей. Ничего с детьми не поделаешь: они читали "Мир приключений" и Сойкинские серии Купера, Дюма, Стивенсона, а приложения к "Ниве" отказывались читать. Но ведь дети глупы и "не понимают". Потом, выросшие и поумневшие, они, наученные учителями русской словесности, просвещались и с горьким сожалением прятали в шкафы Хаггарда и Конан-Дойля. Им уже непристойно читать детские забавы; их ждет скучнейший, но серьезнейший Глеб Успенский. Это литература для взрослых. Но как часто - сознайся ты, просвещенный общественник, ты, лысый поклонник "серьезных" творений, - как часто ты с грустью мечтал о затасканных книжках Дюма, который тебе, при твоей солидности, запрещен! И с каким наслаждением ты перечитывал его, сидя в вагоне и пряча обложку, чтобы сосед твой, тоже солидный общественник, не улыбнулся презрительно, увидя, что вместо Чернышевского, ты читаешь бульварную чепуху.

Бульварной чепухой и детской забавой называли мы то, что на Западе считается классическим. Фабулу! Уменье обращайся со сложной интригой, завязывать и развязывать узлы, сплетать и расплетать, это добыто многолетней кропотливой работой, создано преемственной и прекрасной культурой.

А мы, русские, с фабулой обращаться не умеем, фабулы не знаем, и поэтому фабулу презираем. Поэтому храбро бросаем в одну корзину Брешко-Брешковского и Конан-Дойля, Буссенара и Купера, Понсон-дю-Террайля и Дюма. Не отличаем уличного Шерлока Холмса от настоящего.

Мы фабулы не знаем и поэтому фабулу презираем. Но презренье это - презренье провинциалов. Мы - провинциалы. И гордимся этим. Гордиться нечего.

* * *
Русского театра не существует. Нет и не было. Было пять-семь образцовых превосходных комедий, несколько хороших бытовых драм, частью забытых (Писемский), но они в счет не идут. Потому что не создали системы. Театральные великие авторы всегда появляются плеядой, образуют школу. Так в Англии в ХVI-ХVII в., в Испании в то же время, во Франции в ХVII-ом и в XIX-ом веке. В России ничего подобного не было. Ведь мы не имеем даже ни одной трагедии.

Почему?

А вот почему.

На сцене интрига, действие - главное. Драматическая фабула, если только она хочет быть сценической, должна, обязана, не имеет права не подчиняться законам - не пожеланиям, - а именно правилам драматической техники. Можно сколько угодно зубоскалить и издеваться над правилами французской неоклассической поэтики, но такое зубоскальство свидетельствует только о полной ограниченности критика. Каждая драматическая система - классическая ли, романтическая ли - должна иметь свои каноны. А над всеми этими "своими" правилами непреложными, необходимыми препятствиями стоят общие законы всякого сценического произведения: экономия места, экономия времени, экономия действия. Законы правильного сценического развития интриги. С драматической интригой шутить нельзя.

И, конечно, драматическая фабула требует учебы, традиции - школы. Потому-то драматические гении выступали школами, плеядами, системой. И выезжать в драме на тонкой психологии, на народном языке, на социальных мотивах - нельзя. Если действие развивается неправильно - пьеса негодна никуда, хотя бы в ней были гениальные психологические изыскания и социальные откровения.

Русский театр гонится раньше всего за социальными мотивами, за психологической правдой, за бытом. Русский театр технику интриги, фабульную традицию игнорирует. И поэтому русского театра не существует. Есть отличные своеобразные драмы для чтения - Тургенева, Чехова, Горького. Или есть футуристические, имажинистические и прочие пьесы из голых кунстштюков. Все театралы кричат о кризисе театра, и никто не плачет о том, что у нас никто и не умеет и, главное, не хочет уметь работать над интригой, учиться фабульной технике. Никто не знает и, главное, не хочет знать, что раньше быта, раньше психологии, раньше языка, прежде всего, - надо осилить простейшие законы сценического действия.

А между тем русский театр начал развиваться правильно. Первые шаги его ограничивались рабским подражанием Западу. Так и должно было быть. Запад уже давно имел высокую культуру и нам нужно было усвоить ее, чтобы создав самобытное. От Сумарокова до Озерова какой путь прошла русская трагедия! Она была близка к победе, но споткнулась. Полевой и Кукольник тоже были подражателями. Мы смеемся нынче над ними, но и они были на верной дороге. На их трупах, пышно выражаясь, могла развиться русская романтическая трагедия. Ведь ни одна система не рождается вдруг, сразу. Десятки лет работают предтечи, часто простые плагиаторы, подражатели, эпигоны чужих литератур. Кто пошел за Озеровым и Кукольником? И даже за Пушкиным, который в театре тоже был лишь предтечей, кто пошел за ним? - Многие пошли, но они были забиты, осмеяны, загнаны в литературное подполье и - слабые - сдались. Много лет полуизвестные и совсем неизвестные драматурги навозом ложились на поле, чтобы создать русскую трагедийную культуру. Но поле было оставлено. Общественность увела русскую драму на новые места, где без всяких навозов, без всякой западной техники, без всяких там машин и хитроумных приспособлений взросла русская "настоящая" драма: сытная, жирная, провинциальная и сценически безграмотная. И только "низкий" водевиль, до которого не снисходила общественность, смог развиться в систему. И русский водевиль - единственное, чем может похвастать наша сцена.

* * *
Русского театра нет (кроме всеми забытого водевиля). Но русский роман существует. Русская с и с т е м а. У нашего романа есть своя физиономия.

Это потому, что больше было "навозу". Больше было предтеч, плохих подражателей Западу. Сколько было этих романистов XVIII и первой половины ХIХ-го века, о которых у нас даже не осталось воспоминания! Они сделали свое дело. И вот через Пушкина и Гоголя в середине прошлого столетия выросла великолепная система русского романа: Тургенев-Гончаров-Достоевский-Толстой. И превосходная русская новелла Писемского, Тургенева, Лескова, Чехова. Создалась традиция.

Правда, односторонняя. Из двух полей, которые унаваживали бесчисленные предтечи, большая литература облюбовала себе только одно, реалистическое. Традиция отличного русского исторического романа ушла в детскую литературу (Ал. Толстой, Данилевский, Всев. Соловьев, Салиас, Сологуб). Традиция авантюрного романа скрылась в подполье. Блестящая попытка Достоевского извлечь оттуда бульварную повесть осталась единичной. Чехов, написав "Драму на охоте", больше не возвращался к детективным повестям. И нет в русской литературе ни одного первоклассного исторического романа ("Война и Мир" - в стороне, подобно "La Chartreuse de Parme" Стендаля). И нет ни одного хорошего романа приключений. И поэтому-то, только поэтому, вместо Дюма мы имеем Брешко-Брешковского, вместо Стивенсона - Первухина, вместо Купера - Чарскую, вместо Конан-Дойля - уличных Нат-Пинкертонов.

Но оставим на время сетованья. Кто виноват - увидим после. Вернемся к нашим богатствам. Да, у нас был реалистический роман, с фабулой, - со слабой, но все же фабулой, с традицией. Был. Его больше нет. Он рассыпался.

Почему? Говорят, в наше время роман невозможен. Неправда: вот же есть он на Западе. У нас роман зачах, потому что мы забыли про фабулу, про композицию, потому что заглохла и без того не сильная фабульная традиция. Кто до последнего времени занимался композицией Достоевского или Толстого? Критику интересовали проблемы черта и Бога, зла и добра.
Писателей-последователей - те же философские и социальные вопросы или, в лучшем случае, техника письма, стилистические приемы. А то, что русские романисты, особенно Толстой, бесконечно более дальнозоркие и мудрые, чем Добролюбов и Михайловский, работали над фабулой, над завязкой и развязкой, учились композиции у западных писателей, - этого никто не видел. Что же получилось? Вся современная проза традиционна, ведет свое идеологическое и стилистическое происхождение от русской прозаической системы, традиционна во всем, - кроме фабулы. Чем блещет новелла последних дней? Изысканным языком, великолепным изощренным стилем. Или: тонкой психологией, удивительными типами, богатой идеологией. Но нет занимательности. Скучно! Скучно!

Кто царит ныне в серьезной литературе?

Ремизов -- установка на народный язык, народный образ. Лесковская школа без Лесковской фабулы.

Бунин, Зайцев - тонкий и благородный лиризм, "стоячие" новеллы. Чеховская школа без Чеховской фабулы.

Андрей Белый - глубочайшая психология и остроумнейший синтаксис. Школа Достоевского без интриги Достоевского.

Ал. Н. Толстой - великолепные типы, великолепные мелочи, великолепные отдельные мотивы без связи и композиции. Гоголевские кривые рожи без Гоголевской фабулы.

И даже писатели, идущие с Запада, что взяли они у него?

М. Кузмин - отличная стилизация с чахлой интригой.

Евг. Замятин второго периода ("Островитяне") - несравненный филигранный стиль, наверченный на соломенный стержень. Из пушек по воробьям.

Все потому, что мы презрели фабулу. Забыли даже то, что знали. Взяли у Достоевского и Толстого все, кроме фабулы. Интриги нет. Самое большее - анекдотик, отдельный мотив. Двух мотивов связать уже не умеем. Разучились. Стали безграмотными.

Прекрасна русская проза наших дней. Сильна, своеобразна. Кто ж станет спорить! Но она подобна искусству негров или индейцев. Интересное, оригинальное искусство, но безграмотное. Мы безграмотны.

* * *
А на Западе роман цветет. И не скучно читать. В Англии - Киплинг, Хаггард, Уэлльс. Во Франции - А. де Ренье, Франс, Фаррер. В Америке недавно умерли О'Генри и Джек Лондон. В Испании - Ибаньес. А за стариками идут новые.

Там, на Западе, умеют делать все, чем богаты мы. До Толстого был Стендаль, до Тургенева - Флобер, до Достоевского - Бальзак, до Чехова - Мопассан. Но там в Англии, во Франции - от писателя обязательно требуют одного: презренной занимательности! Чтоб интересно было читать, чтоб оторваться нельзя было от интриги. Это первое требование и труднейшее. Да, труднейшее. Ведь и негр может психологизировать, но связать фабулу может только человек, прошедший большую школу, писатель, вскормленный многолетней культурой, преемственной связью между всеми враждующими школами. Бальзак вводил в реалистический роман авантюрнейший сюжет, точно из Эж. Сю. Диккенс увлекал читателя не хуже Матюрэна. Флобер преклонялся перед Гюго. Зола, "натуралист", искал в будничной жизни мощной интриги, от которой не отказался бы Коллинз.

Культура фабулы на Западе непобедима. И поэтому западный роман не умер.

* * *
Итак. Нелюбовь к фабуле придушила русскую трагедию, русский романтический роман - в зародыше.

Раздавить яйцо реалистического романа не удалось - он вылупился. И вырос сильный. Но его убили, вернее, подменили великана большими, но пустыми внутри импотентами.

Ибо в русской литературе правит общественность, общественная критика. А она, по самому существу своему, должна ненавидеть сложную, стройную фабулу. Уж будто? Где, как не в трагедии или в большом романе можно лучше всего проводить социальные идеи? Да, это так на Западе. Бальзак, Зола, воинствующие литературные социологи, сплетали хитрые интриги. В конфликт с этой интригой вступает другое, то, что особенно пышно взросло на русской почве. Наша критика требует отображения действительности, житейских взаимоотношений. Но этого мало. Отображение это должно стать центром, целым, всем. Все искусственное - недопустимо. А сложная фабула всегда искусственна, выдумана. Поэтому вон ее!

Но разве не знают русские народники, что в искусстве точное отображение эпохи, действительности невозможно? Искусство преображает мир, а не срисовывает его. Общественная критика долго не хотела признать это. Потом уступила. Так что же! Пусть фотографическое воспроизведение события, психологии -- невозможно, но чем ближе к жизни, чем "вернее", чем "правдивее" - тем лучше.

Иначе: страстей не бывает - чувства. Героев нет - люди. Великие катастрофы фальшивы, да здравствуют маленькие дела и маленькие "живые" люди!

А большая фабула, какая бы она ни была, даже фабула Толстого или Зола, требует героев, страстей и катастроф. Но они фальшивы. И русский роман исчез.

Иначе: не Сальвини, а Качалов, не пафос, а психологическое осмысливанье, не трагическая дикция, а "натуральная" речь.

Трагедия же требует пафоса, патетической дикции, Сальвини. И вот нет русской трагедии.

Последний пример: Ватерлооский бой у Гюго и у Стендаля. У великого романтика - все пышно, патетично, ярко и - с точки зрения действительности фальшиво. У великого психологиста - бессмысленно, бестолково, сухо и серо - "верно"; если не простая фотография, то фотография художественная. У Гюго каждое движение - поза, каждое слово - трагический выкрик, все надумано. У Стендаля бой пропущен через психологию участника, который ничего не понимает - видит только скучную бойню. Просто говоря: противопоставление реализма и всех прочих (романтической, классической, символической) школ в самом грубом смысле этого слова.

Но на Западе есть великолепное Ватерлоо Гюго и великолепное Ватерлоо Стендаля. У нас только Бородино Толстого. У нас нет богатого романтического романа. А Запад владеет и Бальзаком и Дюма, мы только Тургеневым. Запад знает одновременно и Роллана и Фаррера, мы только Горького или Ремизова. Но больше того: на Западе и поныне реалисты и психологисты верны искусственной фабуле, как были верны ей Толстой и Достоевский. Мы изгнали ее из нашей литературы. На Западе есть воинствующие реалисты и воинствующие романтики, у нас только нетерпимые народники.

Народничество - вот типичное уродливое порождение нашей антифабульной критики. И поистине, оно самобытно, оригинально, - но скучно. И оно, это народничество, оказало сильнейшее влияние на всю современную прозу. Расчет простой: фабула, интрига, ее техника - общечеловечны. Оригинальность дает быт, психология того или иного народа. Так забудем же про фабулу, будем сразу великими самобытными писателями. Стоит заботиться об искусственном сюжете - к чорту! Не надо. Будем учиться у наших писателей не фабуле - она есть на Западе лучше нашей - а тому, чего на Западе нет, уж, конечно, о том, чтобы непосредственно у Запада учиться, и разговоров быть не может.

Нам нечему учиться у эллинов, сами мы, скифы, любого научим. Вот лозунг русской современной критики. И, выкинув этот гордый лозунг, русская литература обернулась к Западу спиной.

* * *
Все, о чем я говорил выше, безалаберно, бессвязно и спорно. А теперь главная часть - практическая. К вам, Серапионовы Братья!

Когда два года назад организовалось наше братство, мы - два-три основателя - мыслили его, как братство ярко фабульное, даже антиреалистическое. Что ж получилось? Никто из нас тогда, в январе 1921 года, не надеялся, что мы достигнем такой братской сплоченности, но ни у кого, с другой стороны, и в мыслях не было, какую физиономию примет это фабульное направление. Направленья не оказалось вообще. Это не беда. Беда в том, что большинство наших прозаиков ушло туда, откуда мы отталкивались. В народничество! Вы - народники, типичные русские провинциальные и скучные, скучные писатели!

Мы сказали: нужна фабула! Мы сказали: будем учиться у Запада. Мы сказали - и только.

За нами до сих пор числится звание "сюжетных" писателей. Я ощущаю это теперь, как насмешку. Всеволод Иванов, Никитин, Федин - если эти добрые народники называются фабульными прозаиками, то где же, о Справедливый Разум, бессюжетная литература?

Нет, вы бросили, забыли, продали фабулу за чечевичную похлебку - литературного крикливого успеха. Фабуле надо было учиться, долго и мучительно, без денег и без лавров. Мы оказались слабыми, мы сдались и кинулись на легкую, протоптанную дорогу. Никитин, ты, написавший "Ангела Аввадона" и "Дэзи", - поверь, в этих слабых попытках больше возможностей, чем в законченных "Псах" и "Колах". И ты, Слонимский, предал фабулу и за "Диким" и "Варшавой" пишешь всеми уважаемые "Стрелковые полки". И даже я - да отсохнет моя рука! - целый год метался, отображая эпоху и выписывая анекдоты. Скучными стали мы, до тошноты, до зевоты, настоящими русскими народниками.

Что ж нам делать?

Вот что.

Делайте, что делали раньше. Будьте революционными или контрреволюционными писателями, мистиками или богоборцами, но не будьте скучными.

Поэтому: на Запад!

Поэтому: в учебу, за букварь!

С начала!

* * *
Все мы умеем делать лучше или хуже; плести тяжелые слова, вязать жирные, как пересаленные пироги, образы, писать плотную "ядреную" лирику. Но это умеют делать в России все, лучше или хуже. А вот связать хотя бы только два мотива мы не умеем и учиться не хотим.

Надо учиться. Но мало сказать: учиться надо систематически, зная, у кого и что брать.

Мы владеем всем, кроме фабулы. Значит, будем вводить фабулу в готовое чучело лирических, психологических, бытовых рассказов...

Пусть заманчивый и неверный мы имеем тезис. И хотим сразу синтеза. Сорвемся. Да и сейчас срываемся. Ведь все вы согласны со мной - гармония! И все вы пытаетесь дать ее. Но слово, образ, мелочи, которыми вы мастерски владеете, засасывают вас, соблазняют своей легкостью, - и фабула рушится. Тезис побеждает, - и вот нет синтеза.

Надо создать голый антитезис, подобно тому, как сейчас царит голый тезис. Учитесь интриге и ни на что не обращайте внимания: ни на язык, ни на психологию.

Чистая интрига.

Вы будете писать плохо - ведь голая фабула однобока. Да, плохо - много хуже, чем пишете сейчас. Но научитесь. Так делает Каверин, и так пытаюсь делать я. И Каверин пишет далеко не совершенные рассказы, а я строчу без конца, даже не читаю вам - так скверно выходит. Вот Каверин научился завязывать интригу, а развязать ее никак не может: разрубает или бросает посредине, отделавшись сюжетным вывертом. А я, осилив фабулу в пьесе, никак не могу с ней справиться в повести. Что ж - мы научимся, и тогда только привлечем на помощь арсенал образов и словечек. Может быть, это будет через 5, через 15, через 20 лет. А скорее всего из нас и ничего не выйдет. Но я знаю, верю, что за нами придут другие, и третьи, которые двинутся по той же дороге, которые воспользуются нашими малыми достижениями, чтобы пойти дальше. Русская фабульная традиция пропала ее надо строить заново. А в год этого не сделаешь. Ляжем же наво-зом, чтобы удобрить почву. Лучше быть навозом для новой литературы, чем ползти в хвосте старой и скучной.

Меня никто не печатает. И справедливо, ведь я пишу плохо. Может быть, никогда не будут печатать. Но я сделаю свое дело - твердо.

Братья - в фабулу! Братья - в литературное подполье! Перегнем палку в другую сторону!

А тебе, Зощенко, и тебе, Слонимский, вам, которые говорят о золотой середине и о гармонии, я уже ответил. Чудная вещь гармония, но она - впереди. Нельзя дорасти до синтеза, стоя на одном тезисе. И будьте уверены вам помешают собственные ваши достижения. Тебе, Зощенко, великолепный твои сказ, а тебе, Слонимский, твои герои-болваны и болваньи анекдоты, которые тебе так хорошо удаются.

Чтобы научиться интриге, надо как можно дальше уйти от соблазнительного и легкого соседства.

* * *
Поэтому я кричу на Запад!

На Западе могучая фабульная традиция, и там мы будем вне заразительной близости Ремизова и Белого. Станем подражать - гимназистами младших классов - авантюрным романам сперва рабски, как плагиаторы, потом осторожно о, как осторожно! - насыщая завоеванную фабулу русским духом, русским мышленьем, русской лирикой.

Вы скажете: мы будем тоже эпигонами. Да, но эпигоны чужой литературы -- начинатели нового теченья в своей родной. Так было всегда. Мольер был бы невозможен, не будь до него грубейшего подражания итальянским комедиантам. Немецкой романтической драмы не было бы, если б Шекспир не был обкраден вдоль и поперек плеядой немецких писателей. Французская романтическая трагедия не родилась бы, если б французские драматурги не пошли плагиатировать в Германию. А сколько злостных нападок в эмигрантстве, в измене традициям отечественной классической трагедии вытерпели они. Так было всегда.

На Запад!

Тот, кто хочет создать русскую трагедию, должен учиться на Западе, ибо в России учиться не у кого.

Тот, кто хочет создать русский авантюрный роман, должен учиться на Западе, ибо в России учиться не у кого.

Но тот, кто хочет возобновить русский реалистический роман, и того я пригла-шаю смотреть на Запад! Это относится к вам, братья-народники и реалисты. Вы можете, разумеется, итти и за русской традицией, потому что русский роман величественен и могуч. Но повторяю на Запад смотрите, если не хотите учиться у него. И если будете учиться у родных романистов, помните, что фабулу Достоевского, композицию Толстого усвоить надо раньше всего.

Смотрите на Запад, если не хотите учиться у него!

* * *
Вы хотели быть писателями революционными и народными, и поэтому стали народниками. Но неужели вы не видите, что на деле вы удаляетесь от революции и от народа.

Что больше действует на зрителя величественная игра отраслей или нудная психологическая жвачка, где идея возможна только приклеенная, фальшивая? В сто раз действеннее будет идея в железом спаянной трагедии, на идее построенной, чем в дряблой, вязкой драме Чехова, об идее говорящей.

Народничество и пролеткультство - самые антинародные, антипролетарские литературные направления. Никогда крестьянин или рабочий не станет читать роман, от которого у закаленного интеллигента трещат челюсти и пухнут барабанные перепонки. Крестьянину и рабочему как всякому здоровому человеку, нужна занимательность, интрига, фабула. Отсюда успех Брешко-Брешковского. Великая революционная заслуга будет принадлежать тому, кто, вместо Брешко-Брешковского, даст пролетариату русского Стивенсона.

* * *
Я кончаю. Во все, что я здесь сказал, я верю нерушимо. И не только верю - я вижу факты.

Тоска по фабуле растет. Стоном стонут красноармейские и рабочие клубы, которые заваливают народниками и пролеткультцами. Кровавыми слезами плачут пролетарские театры, где ставят "Ночь" Маргитэ, в которой богатые идеи и никакого действия. И в то же время медленно и верно начинают звучать первые шаги нового движения.

И вот я зову вас, Серапионовы Братья, народники: пока не поздно - в фабулу, в интригу, в настоящую народную литературу.

Тяжелый путь ждет нас; впереди - почетная гибель или настоящая победа!

На Запад! На Запад!
- - -

ПРИМЕЧАНИЯ

Речь Л. Лунца на собрании "Серапионовых братьев" 2-го декабря 1922 г. была напечатана в журнале "Беседа" (No3, 1923 г., Берлин, стр. 259). Незадолго до публикации Л. Лунц, находившийся в Германии, спрашивал Н. Берберову "Что с моей статьей "На запад"? Погибла?" ("Опыты", No1, 1953 г., стр. 176). Редакция "Беседы" сопроводила статью собственным примечанием: "Мы охотно даем место речи Л. Лунца, хорошо отражающей то, что сейчас волнует литературную молодежь России".

Речь Л. Лунца вызвала большой резонанс и споры не только среди "Серапионовых братьев", но и в широких литературных кругах Петербурга. Об этих спорах не раз упоминал Л. Лунц в своих письмах М. Горькому. К. Федин вспоминает: "Стычка была жестокой. Истина сидела где-то в углу комнаты, ухмыляясь, за спинами серапионов, поддерживавших Лунца или соблюдавших нейтралитет. Спор велся так: Лунц говорил: русская проза перестала "двигаться", она "лежит", в ней ничего не случается, не происходит, в ней либо рассуждают, либо переживают, но не действуют, не поступают, она должна умереть от отсутствия кровообращения, от пролежней, от водянки, она стала простым отражением идеологий, программ, зеркалом публицистики, и прекратила существование как искусство ... и нечего брать русскую литературу под защиту, она настолько велика, что в защите не нуждается, ограждать ее от западного соседа -- значит обречь на повторение пройденного, а великое, будучи повторено, перестает быть великим. Поэтому наш девиз -- на Запад!.. Лунцу было двадцать лет. Я никогда не встречал спорщиков, подобных ему, -- его испепелял жар спора, можно было задохнуться рядом с ним" (Конст. Федин "Горький среди нас", 1967 г., Изд-во "Молодая гвардия", стр. 73).

Источник: Лев Лунц; "Родина" и другие произведения. Серия: "Память", Израиль, 1981.
OCR и правка: Александр Белоусенко http://www.belousenko.com/wr_Lunts.htm
Cоставление, послесловие и примечания - М. Вайнштейна.
http://knigolubu.ru/russian_classic/lunts_ln/na_zapad.9037
------------------------------
Коротко об авторе.

Лев Лунц родился 2 мая 1901 г. в Петербурге. В 1918 году окончил гимназию, в 1922 году - Университет и был оставлен по кафедре западно-европейской литературы для научной работы, знал испанский, итальянский, английский, французский, старофранцузский, древнееврейский языки.
Входил в литературную группу «Серапионовы братья».
Писать начал с 18 лет и сразу обратил на себя внимание М.Горького и Е.Замятина.
Член литературного содружества "Серапионовы братья", провозглашенного в 1922 г., в которое входили -- Л. Лунц , В.Каверин, М. Слонимский, М.Зощенко, К.Федин, Вс.Иванов, Н.Никитин, Н.Тихонов и другие писатели.
В мае 1923 года, очень больной, уехал в Гамбург, где жили его родители. Болезнь на год приковала его к постели.
Умер 9 мая 1924 года.
В некрологе на смерть Льва Лунца Максим Горький написал такие слова: " Лев Лунц умер 9 мая - в санатории около Гамбурга, от какой-то неопределенной болезни, как сказали мне "развившейся на почве нервного истощения". Он знал, что умирает. Умер тихо, без мук, без стонов и жалоб... В его лице погиб юноша, одаренный очень богато, -- он был талантлив, умен, был исключительно - для человека его возраста -- образован. В нем чувствовалась редкая независимость и смелость мысли, это качество не явлалось только признаком юности, не искушенной жизнью, - такой юности нет в современной России, - независимость была основным, природным качеством его хорошей, честной души, тем огнем, который гаснет лишь тогда, когда сжигает всего человека".
(М.Вайнштейн "Голос, преодолевший десятилетия")
http://lib.ru/RUSSLIT/LUNC_L/rasskazy.txt

Валентин Катаев в книге «Алмазный мой венец» упоминает также «уморительно смешную повесть молодого, рано умершего советского писателя-петроградца Льва Лунца, написавшего о том, как некое буржуазное семейство бежит от советской власти за границу, спрятав свои бриллианты в платяную щётку».
Из отзывов о Лунце:
"Он был человек огромного темперамента и мгновенных реакций. <…> Это был ум деятельный, не терпящий вялости и покоя".
(Н. Чуковский. Литературные воспоминания. Москва, 1989. С. 66. Цит. по: Фрезинский Б. Судьбы Серапионов. Портреты и сюжеты. СПб, 2003)
"Без него [Лунца] не обходилось ни одно сборище, он, конечно, был душой «Серапионов»".
(Н. Н. Берберова. Курсив мой: Автобиография. Москва: Согласие, 1999. С. 161.)
В 1930-е годы творчество Лунца оказалось забыто и вычеркнуто из истории русской советской литературы. 11-томная Литературная энциклопедия в 1932 году поместила статью о Лунце, где он назван «воинствующим буржуазным индивидуалистом» и «типичным выразителем идей либеральной буржуазной интеллигенции предоктябрьской формации».
ru.wikipedia.org / Лунц, Лев Натанович (1901—1924)

 Отправлено: 15.03.13 01:31. Заголовок: Ну что же, статья оч..

Ну что же, статья очень и очень любопытная хотя я во многом не согласен с Лунцем, что естественно- живем в разных временах и мыслим разными категориями. Но мне кажется, Лунц так и не пояснил, что такое авантюрная литература, "присоседив" ее к писателям совсем иных направлений, а главное так фактически и не ответил на вопрос отчего же нет своих Стивенсонов и Хаггардов. То-есть, может быть, и ответил, но я так и не понял ответа на этот вопрос.

 Отправлено: 15.03.13 12:59. Заголовок: Статья была написана..

Статья была написана 90 лет назад и она, на мой взгляд, очень конкретно описала как прошлое, так, отчасти, и будущее русской литературы. Советское будущее уж точно описала (не послушались Лунца). Мы слишком серьезны. Частные сыщики, пираты, мстители в масках - это не про нас. Развлекательная литература хлынула в наши пишущие массы только после Перестройки. Ранее у нас она считалась "бульварной", "детской", "чтивом". Откуда взяться "русскому Стивенсону" с таким отношением? Такой "несерьезный" автор потеряется на фоне основной русской литературы. Никто из русских писателей свою жизнь в горнило оригинального авантюрно-познавательного творчества а-ля Жюль Верн и Дюма не бросал. Попытки были, но либо не слишком оригинальные и недолгие, либо очень специфические, на грани самокопаний, с налетом легко романтизма. Даже всеми любимая фантастика у нас в Союзе ходила в Золушках.

Цитаты из Лунца:

цитата:

в русской литературе правит общественность, общественная критика. А она, по самому существу своему, должна ненавидеть сложную, стройную фабулу. А сложная фабула всегда искусственна, выдумана. Поэтому вон ее!

цитата:

Но там в Англии, во Франции - от писателя обязательно требуют одного: презренной занимательности! Чтоб интересно было читать, чтоб оторваться нельзя было от интриги. Это первое требование и труднейшее.

цитата:

А мы, русские, с фабулой обращаться не умеем, фабулы не знаем, и поэтому фабулу презираем.

цитата:

большая литература облюбовала себе только одно, реалистическое. Традиция отличного русского исторического романа ушла в детскую литературу (Ал. Толстой, Данилевский, Всев. Соловьев, Салиас, Сологуб). Традиция авантюрного романа скрылась в подполье. Блестящая попытка Достоевского извлечь оттуда бульварную повесть осталась единичной. Чехов, написав "Драму на охоте", больше не возвращался к детективным повестям. И нет в русской литературе ни одного первоклассного исторического романа ("Война и Мир" - в стороне, подобно "La Chartreuse de Parme" Стендаля). И нет ни одного хорошего романа приключений. И поэтому-то, только поэтому, вместо Дюма мы имеем Брешко-Брешковского, вместо Стивенсона - Первухина, вместо Купера - Чарскую, вместо Конан-Дойля - уличных Нат-Пинкертонов.

 Отправлено: 15.03.13 14:13. Заголовок: Насчет Лунца. Удивит..

Насчет Лунца.
Удивительный писатель опять-таки с трагической судьбой .
Шкловский писал о Лунце в статье 1924 года:
"Льва Лунца, ныне покойного, я узнал, когда он еще был мальчиком, через каждое слово говорящим «моя меме».
«Меме» его с отцом уехали за границу. Лунц выбрал — остаться…
Как каждый мальчик, Лунц увлекался Дюма, Стивенсоном, капитаном Мариетом. Каждый мальчик под давлением «меме», давлением традиции отказывается от этой детской литературы и переходит к Тургеневу и Вересаеву.
Лунц выбрал — остаться… он остался на почве юношеского романтизма и юношеской сюжетной действенной литературы…
Не нужно стремиться выполнять задания старых театров. Не нужно говорить «моя меме».
Мама уехала..."

А статья Лунца, "На Запад!" - пламенный призыв страстного романтика. И, мне думается, призыв услышан (хоть и с величайшим запозданием).
Лунц призывает:
Что ж нам делать?
Вот что.
Делайте, что делали раньше. Будьте революционными или контрреволюционными писателями, мистиками или богоборцами, но не будьте скучными.
Поэтому: на Запад!
Поэтому: в учебу, за букварь!
С начала!
Станем подражать - гимназистами младших классов - авантюрным романам: сперва рабски, как плагиаторы, потом осторожно - о, как осторожно! - насыщая завоеванную фабулу русским духом, русским мышленьем, русской лирикой.
Вы скажете: мы будем тоже эпигонами. Да, но эпигоны яркой литературы - начинатели нового теченья в своей родной. Так было всегда. Мольер был бы невозможен, не будь до него грубейшего подражания итальянским комедиантам. Немецкой романтической драмы не было бы, если б Шекспир не бы обкраден вдоль и поперек плеядой немецких писателей. Французская романтическая трагедия не родилась бы, если б французские драматурги не пошли плагиатировать в Германии А сколько злостных нападок в эмигрантстве, в измене традициям отечественной классической трагедии вытерпели они. Так было всегда.
На Запад!
Тот, кто хочет создать русскую трагедию, должен учиться на Западе, ибо в России учиться не у кого. Тот, кто хочет создать русский авантюрный роман, должен учиться на Западе, ибо в России учиться не у кого.

И ведь услышали! И ведь научились! Ведь сколько у нас сегодня достойных авторов, с уважением относящихся к авантюрной фабуле.
Как пример, Роберт Зиновьевич Святополк-Мирский (правда он белорус, а не россиянин, но при чем здесь гражданство). Его цикл историко-приключенческих романов «Рука Москвы или собирание земли» - замечательный пример продолжения традиций Александра Дюма-отца.
В серию входят романы:
Дворянин великого князя;
Служители тайной веры;
Заговор князей;
Пояс Богородицы;
Четвертый хранитель;
Порубежная война;
Нить судьбы.

Я уже молчу о модном Акунине, миллионотиражном Бушкове, вельми любопытном Ковалевском и прочих современных авторах-приключенцах.

 Отправлено: 15.03.13 14:53. Заголовок: geklov пишет: Я уже..

geklov пишет:

цитата:

Я уже молчу о модном Акунине, миллионотиражном Бушкове, вельми любопытном Ковалевском и прочих современных авторах-приключенцах.

Согласен с Вами! Если повезет, выйдем со временем и на международный уровень, с такими-то орлами! Наконец-то начали наши авторы ценить закрученную интригу, экшен и драйв повествования. Не стесняются быть развлекательными, думают о читателе. Стараются удержать его интерес. Кажется, Достоевский сказал, что писатель может быть каким угодно, но только не скучным.

 Отправлено: 15.03.13 15:18. Заголовок: Это точно! А Федору..

Это точно!
А Федору Михайловичу как раз от Акунина в "Ф. М." досталось. Литературный отец Фандорина пытался переписать за Достоевского "Преступление и наказание" в духе Габорио

 Отправлено: 15.03.13 15:21. Заголовок: А уж как Александр С..

А уж как Александр Сергеевич Пушкин у Сан Саныча Бушкова за вампирами да демонами по всей Европе гонялся в романе "А. С.: Секретная миссия"

 Отправлено: 15.03.13 15:23. Заголовок: А Клугер за Дюма пос..

А Д. Клугер за Дюма постарался. Написал приквел к Великому роману. Открыл-таки все тайны самого загадочного из трёх мушкетёров... Портоса.
НО. В отличие от Бушкова с его "Гвардейцем кардинала", Клугер остался в рамках концепции великого французского романиста. Портос всё-таки остался Портосом (хоть и стал... евреем)

 Отправлено: 15.03.13 16:00. Заголовок: Ну, собственно, исто..

Ну, собственно, исторический Портос звался Исаак де Порто, как помнится из комментариев Трескунова. А вот зачем в "Гвардейце кардинала" Миледи превращать в Констанцию не пойму. Пока еще мы не шибко доросли до своих авантюрных школ. Пока играем в римейки классики и скандально-сенсационные апокривы канонических текстов. Куда ведут читателя все эти "Черные книги Арды"...

 Отправлено: 15.03.13 16:05. Заголовок: Всё практически по Л..

Всё практически по Лунцу. Помните его совет? "Станем подражать - гимназистами младших классов - авантюрным романам: сперва рабски, как плагиаторы, потом..."
А вот, что будет потом - увидим. Пока "рабского подражания", пожалуй, что и впрямь больше. Но мы ведь так отстаём! Догонять, ой, как не просто. Особенно когда стартовал с таким запозданием...

 Отправлено: 15.03.13 16:15. Заголовок: Кстати. Книга Клугер..

Кстати. Книга Клугера мне очень понравилась. Интересный взгляд на проблему... Вместе с Харинскими мушкетёрами вполне достойный пастиш.

 Отправлено: 16.03.13 15:14. Заголовок: geklov пишет в теме ..

geklov пишет в теме Русский приключенческий роман
http://adventures.unoforum.ru/?1-6-0-00000008-000-40-0#041 :

цитата:

Интересная статья о "русском Габорио" Александре Алексеевиче Шкляревском (1837-- 1883) http://az.lib.ru/s/shkljarewskij_a_a/text_0040.shtml

Спасибо, с интересом прочитал! Судьба у Шкляревского была незавидная. Нашел в этой статье некоторые высказывания на тему, почему у нас в XIX веке не появилось своих настоящих приключенческих классиков.

Вот некоторые цитаты из этой статьи
Автор - А. Рейтблат. "Русский Габорио" или ученик Достоевского?

цитата:

Детектив (или, как его тогда называли, "уголовный роман") был не в чести. Показательно, что солидные толстые ежемесячники ("Отечественные записки", "Дело", "Русский вестник" и др.), как правило, не печатали произведения этого жанра, а в отделе критики либо вообще игнорировали выходящие отдельными изданиями детективы, либо подвергали их уничтожающей критике. Поэтому первое время авторы стремились подчеркнуть в названии документальный характер своих книг (и действительно, они, как правило, не "сочиняли", а пересказывали случаи из жизни). Сложилась даже устойчивая формула для обозначения подобных произведений -- "записки следователя".

цитата:

Попытка "укоренить" в русской литературе уголовный роман была отрицательно воспринята руководителями литературного мнения, ведущими критиками и публицистами. Сказалось и то, что талант Шкляревского был невелик, а образования, культуры, да и знания жизни ему явно не хватало для того, чтобы пробиться в первые ряды литераторов. Например, рецензент влиятельного журнала "Отечественные записки", признавая, что Шкляревский "умеет постоянно поддерживать в читателе интерес к рассказу, фабулу развивает гладко и концы с концами сводит благополучно", приходил тем не менее к выводу, что он "не причастен никаким, ну буквально никаким идеям и тенденциям (...) Он приятный рассказчик "интересных" пустячков, и этим ограничивается вся его литературная миссия".

цитата:

Надежды Шкляревского на успех и литературную известность развеялись как дым. Нельзя сказать, что его не печатали. Романы и повести Шкляревского, как правило -- уголовные, охотно помещали популярные газеты ("Санкт-Петербургские ведомости", "Петербургская газета", "Новое время") и иллюстрированные журналы ("Развлечение", "Нива", "Пчела"). Но публикация в этих изданиях приносила мало (здесь платили 20-25 рублей за печатный лист, в то время как в толстых журналах -- 75-100 рублей) и, давая читательскую известность, не обеспечивала уважения коллег-литераторов.

цитата:

В результате Шкляревский пополнил многочисленную группу писателей-разночинцев 1860-- 1870-х годов (среди наиболее известных-- Ф. М. Решетников, Н. Г. Помяловский, А. И. Левитов), которых осознание своей неполноправности в литературном мире и "обществе", материальная необеспеченность и бытовая неустроенность (они, как правило, приезжали в столицу из провинции) толкали к пьянству и богемному образу жизни. Н. С. Лесков в романе "На ножах" (1871) с характерной для него наблюдательностью и психологической проницательностью писал, что существует "несчастнейший класс петербургского общества, мелкие литераторы, попавшие на литературную дорогу по неспособности стать ни на какую другую и тянущие по ней свою горе-горькую жизнь калик-перехожих. Житье этих несчастных поистине достойно глубочайшего сострадания. Эти люди большею частию не принесли с собою в жизнь ничего, кроме тупого ожесточения, воспитанного в них завистию и нуждою, среди которых прошло их печальное детство и сгорела, как нива в бездождье, короткая юность. В их душах, как и в их наружности, всегда есть что-то напоминающее заморенных в щенках собак, они бессильны и злы, -- злы на свое бессилие и бессильны от своей злости. Привычка видеть себя заброшенными и никому ни на что не нужными развивает в них алчную, непомерную зависть, непостижимо возбуждаемую всем на свете, и к тому есть, конечно, все основания...". Истерический крик Шкляревского Достоевскому: "Я такой же писатель, как вы!" в ответ на показавшееся ему пренебрежительным отношение собеседника (см. об этом в воспоминаниях В. В. Тимофеевой) -- наглядный пример психологической точности лесковской характеристики.

цитата:

Постоянно болеющий и постоянно пьющий, Шкляревский вел буквально нищенскую жизнь, его семья (жена и сын) всегда страдали от безденежья. Некрасов, посетив по поручению Литфонда Шкляревского в 1875 г., свидетельствовал: "Трезвость полная; бедность, начиная с одежды и кончая столом и двумя стульями, находящимися в квартире, несомненная, которую г. Шкляревский скорее пытается скрыть, чем высказать; любовь к литературе и труду своему -- доводящая слушателя до умиления и подкупающая в пользу г. Шкляревского". Деньги от Литфонда Шкляревский получил, что, впрочем, не поправило его положения.

цитата:

Судебный следователь был новой фигурой в русском обществе - эта должность была введена лишь в 1860 году. Одним из первых судебных следователей в русской литературе был Порфирий Петрович Достоевского. Однако оппонент Раскольникова показан Достоевским извне. У Шкляревского же происходящее преломлено через восприятие следователя. Читатель не просто знакомится с ходом событий, а узнает и о реакции повествователя. Тем самым изложение субъективизируется, что позволяет автору избежать жестких моральных оценок.

Уточню:
Достоевский писал свой роман «Преступление и наказание» во второй половине 1865-го (опубликовал в журнале в 1866 г.). Стоит напомнить, что Габорио опубликовал первый роман о своем полицейском Лекоке в том же 1865-м (сентябрь-декабрь). Интересно, читал ли Федор Михайлович «Дело Леруж» во время написания своего романа?
А до этого в мировой литературе была еще как минимум парочка колоритных образов полицейских (не частных сыщиков) – инспектор Баккет из романа Диккенса «Холодный дом» (1852-1853) и Грегори Темпл (суперинтендант Скотланд-Ярда) из романа Феваля «Джон-Демон» (1862).

цитата:

У Габорио -- классическая детективная схема: главный интерес заключается в поисках преступника, и кто он -- выясняется в конце. У Шкляревского -- не так. Здесь имя преступника нередко становится известным читателю уже в середине книги, а главный упор сделан на характеристике причин, толкнувших на преступление, а также на психологии преступника.

И снова наше русское самокопание вместо приключения, поисков, погонь, путешествий. Это неплохо, но захватывающий приключенческий сюжет держится на пресловутом "экшене", действии, а русские писатели "развлекались" внутренними монологами, описаниями на десятки страниц быта и переживаний без особого действия.

цитата:

Возникающие иногда среди критиков споры, детектив или нет "Преступление и наказание" Ф. М. Достоевского, носят схоластический характер, поскольку книгу соотносят с западными, а отнюдь не с русскими образцами жанра. Сопоставительный анализ такого рода показал бы, что Достоевский стоял у истоков "уголовного романа", а его последователи, сняв философский пласт и предельно упростив психологическую и нравственную проблематику, испытали тем не менее в поэтике, да и в идейном плане немалое влияние этой книги. Сказанное относится, в первую очередь, к Шкляревскому. Своим вдохновителем он считал Достоевского ("Преступление и наказание" которого было опубликовано в 1866 г.) и писал ему: "Я принадлежу к числу самых жарких поклонников ваших сочинений за их глубокий психологический анализ, какого ни у кого нет из наших современных писателей (...) Если я кому и подражаю из писателей, то Вам..."

Выходит, как и Росс Макдональд в случае с Чандлером, не слишком то Шкляревский и сердился на своего учителя Достоевского, которому многим был обязан.

цитата:

Шкляревский осознавал большую укорененность в быте и "реалистичность" русского "уголовного романа" по сравнению с западным детективом и писал про зарубежных писателей, что "деятельность их Лекоков (постоянный герой Габорио. -- А. Р.) и проч. сверхъестественна; самый сюжет вовсе не заимствован из жизни, факты подтасованы и ходульны; занимательность есть, но ряд беспрерывных эффектов, неожиданностей и сюрпризов утомляет читателей; притом чуть не с половины романа в тридцать листов можно определенно сказать, кем и за что совершено преступление и что все кончится благополучно для невинно страждущих", у русских же писателей "произведения (...) отличаются несравненно большею естественностью".

А вот вам и прямое отторжение развлекательности, сюрпризы Шкляревского утомляют, русский литератор XIX века не хотел быть авантюрным, он хотел заставить читателя сострадать. Зачем же отдыхать, бежать от действительности? Об отдыхе сердца и увлекательной игре ума у нас тогда литераторы особо не задумывались. Развлекать и удивлять - упаси Боже! Засмеют. Т.е. придумать тогда "40 бочек арестантов" – это фу и тысячу раз нереалистично! Русская литература очень серьезна по сути. Абсурдный "безыдейный" юморист Вудхауз даже сейчас многим нашим соотечественникам непонятен. О чем его романы? О каких-то богатых бездельниках в вечных поисках развлечений и приключений, которые то и дело пьют коктейли, влюбляются-разлюбляются, гримируются, суют нос куда не следует, да хитрят со своими грозными тетушками. И зачем все это? Какие-то неправдоподобные хиханьки да хаханьки. Для нас, выросших на Чехове и О.Генри, Вудхауз - это несерьезно.

цитата:

Однако, как уже подчеркивалось выше, нормативная критика, ориентированная на жесткие стандарты реализма как бытоподобия, отказывала его книгам (как нередко, впрочем, и произведениям Достоевского) в жизненной достоверности и социальной полезности. У рецензентов от его книг было "такое впечатление, будто читаешь переводной французский роман из так называемых "бульварных". (Русская мысль. 1886. No 9. С. 135).

Вывод:
Что иностранцу "приключение", то русскому смертоносная "бульварщина".
Вам все еще хочется стать Стивенсоном в России XIX века?...
Тогда мы идем к вам.

 Отправлено: 16.03.13 15:45. Заголовок: БРАВО, АДМИН! Детал..

БРАВО, АДМИН!
Детально, вдумчиво, по теме!!!
Вот вам и ответ: почему "русские Дюма, Куперы, Габорио, Майн Риды и прочие Вальтер Скотты" и нет ни одного "французского Шкляревского, Гейнце и Брешковского"...

А соревноваться Достоевского в разлекательности с Габорио хотел заставить Акунин в "Ф. М." Но, как мы помним, победила опять-таки русскость! Сурьезность и реалистичность...

 Отправлено: 18.03.13 08:39. Заголовок: Всё как всегда... Эт..

Всё как всегда...
Эта дебильность русской интилехенции раздражает.
Да, самодержавие не подарок, но гадить своей стране... Гадить тщательно, массово, изобретательно...
Подпитывать всякие "Народные воли" и "Союзы борьбы за освобождение рабочего класса"...
Писать рОманы про так, как в России всё гадко и мерзко и упиваться этим...
Что в 19-м веке, что в 20-м, что при царе, что при СССР, что в РФ...
И - да! - обязательно душить приключенцев. Не замечать их с высоты боллитры...
Я как-то зашёл в магазин при литинституте. Брошюрок литературоведчиских - море.
Достоевский через призму Толстого, Чехов через призму Астафьева...
НИ ОДНОЙ книги про любого приключенца. НИ ОДНОЙ.
Моя знакомая защищала кандидатскую по АБС.
Это надо было видеть, КАК коробило учёный комитет. Это ж, блин, фантааааааасты...
Защитила с трудом...

А вспомним пинкертоновщину?
В 1907 году массово пошли сыщики в народ.
И в каждом журнале пошли. В Огоньке, Всемъ, прочих журналах.
Но в 1908 массовый прИзыв - как так! Народец-то страдает! А вы тут про сыщиков-с.
И всё - никакх тебе приключенцев. Одни народные страдания.
Корнейчук, к примеру, "НП и современная литература". Читали? Врёт ведь, врёт... (См соседнюю тему - http://adventures.unoforum.ru/?1-6-0-00000004-000-0-0-1362994841 - я там расписал в цифрах). Но до сих пор верят.

 Отправлено: 21.04.13 01:21. Заголовок: К вопросу о "над..

К вопросу о "надсадно живем" и "нам не до приключений!".
Не только в советской, но и в царской России соцреализм был делом каждого, заботой общей. А кто отлынивал от этой идеи в своем творчестве - тот был попросту мутный буржуин и бездельник, бульварный (т.е. дешевый) писака или... простачок, детский писатель (Хаха - индейцы, хаха - сокровища. Не серьезно как-то. Надо расти, батенька, тянуться к темам бородатых классиков. Если хотите, чтобы к вам относились серьезно русские издатели).

Далее отрывок из книги: Илья Стогoff "Эра супергероев История мира в 5 журналах и 3 комиксах":

" — Писатели у нас живут так, что едва не дохнут с голоду, — утверждал в 1870-х литератор Иван Кокорев.

— Ныне писатель являет собой голого беднягу, вынужденного ради куска хлеба писать с утра до поздней ночи, — десять лет спустя поддакивал беллетрист Кущевский.

Прокормиться чисто литературным трудом русская интеллигенция оказалась не в состоянии. Превратиться в полноценный класс, как во Франции, не смогла. Тягаться с иностранными коллегами, типа Бантлайна или Габорио, даже и не пыталась. Единственное, что ей оставалось, это попытаться сделать хорошую мину при плохой игре. Этим она и занялась. Именно с ее подачи публика стала смотреть на литературу под странным углом зрения. Именно она вызвала к жизни оптический мираж, который с тех пор и подавался как истина в последней инстанции.

Суть иллюзии состояла вот в чем. У каждой группы читателей в мире имеются свои любимцы. Кого-то за уши не оторвать от фантастики, кто-то взахлеб читает слезоточивые дамские романы. Но только интеллигенция объявила свои предпочтения классикой. То, что читает она, — «высокая» литература. А то, что читают люди, не принадлежащие к этой тоненькой прослойке, — ширпотреб.

Не важно (объясняли непонятливым), что «Унесенные ветром» прочел каждый второй американский фермер, а одолеть «Войну и мир» смог только один из ста тысяч русских. Мерять эти романы тиражами — значит не понимать самого главного: отличия «Высокого» Искусства от «Низкого». Вечный шедевр, вышедший из-под пера Толстого, нелепо даже и сравнивать с поделкой, в темпе накиданной американской авторшей, — как там ее звали? Великая книга, предназначенная для избранных, просто не может публиковаться таким же тиражом, что и низкопробное бульварное чтиво.

Всем ясно?

По всему миру новорожденная интеллигенция пыталась навязать миру собственные правила игры. Но только в России ее победа оказалась настолько безоговорочной. Религия серьезной роли никогда у нас не играла. Библия, как известно, была переведена на русский позже, чем «Капитал» Карла Маркса. И некому было возразить интеллигенции, когда к собственным кумирам она призывала относиться как к новому Священному Писанию.

То, что читают интеллигенты, — «серьезная», «высокая», «настоящая» литература. А то, что читают все остальные, — коммерческое фуфло, написанное за бабки. Данную глупость повторяли столько раз, что она вроде как и перестала считаться глупостью. Хотя любой, кто хоть немного знаком с биографиями русских классиков, без труда вспомнит: именно ради денег и были написаны все главные произведения Достоевского и Чехова, Бунина и Булгакова. Только их в отечественной литературе и можно назвать «коммерческими проектами». А большинство первых фантастов или детективщиков писали как раз из чистой любви к искусству.

Со временем сторонники интеллигентской точки зрения прибрали к рукам систему образования. И после этого спорить с ними оказалось просто некому. Потому что с самого детства каждый знал, как дважды два: все, что нужно культурному человеку, давным-давно сказано у классиков. Именно там нужно искать ответы на все главные вопросы. И вообще: толстые романы Толстого (Горького, Пастернака, Солженицына, далее везде) — единственное, ради чего затевалась всемирная история.

Российская империя была огромна, сурова и строга к собственным подданным куда больше, чем к иностранным врагам. И литература ее была такой же: тоже суровой, тоже неулыбчивой и тоже вечно норовящей кого-нибудь публично выпороть."

 Отправлено: 21.04.13 09:06. Заголовок: А вот лично мне из в..

А лично мне из всей книги Ильи Стогова запомнилась такая вот цитата:

цитата:

«Главное, чем действительно серьезный писатель отличается от ремесленника, это уменье сказать о мире правду. Подобрать слова, правильно рассказывающие о том, как этот мир устроен. И совсем не важно, каким будет жанр его книги: в фантастическом «Солярисе» или «Обитаемом Острове» правды-то ведь куда больше, чем у якобы реалистов, типа Горького или, допустим, Солженицына. Главное — это не жанр, а чтобы книга подходила миру, как ключ подходит к замку»...

 Отправлено: 21.04.13 12:10. Заголовок: Золотые слова. Золот..

Золотые слова. Золотая цитата! Спасибо, уважаемый Геклов!
Стогов - человек умный и талантливый, это я уже говорил, жаль только, что торопится куда-то и местами жутко халтурит. Очень жаль. Выводы он делает интересные. Это будет понятно всем, кто возьмется его прочитать. Только осторожно с фактами. Остальное в одной из тем в ветке "Юмор" (специально начал подробный разбор полетов в том разделе, не со зла же он все это наляпал ). Не стал там для него отдельную тему заводить - прочитается в ворохе инфы, да и забудется. А может он когда и издаст исправленное издание. Тему он поднял хорошую и сделал это интересно!

 Отправлено: 21.04.13 12:36. Заголовок: По жизни так скользи..

По жизни так скользит горячность молодая,
И жить торопится, и чувствовать спешит!

 Отправлено: 21.04.13 13:19. Заголовок: Ничего себе, молодая..

Ничего себе, молодая, пареньку за сорок
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D1%F2%EE%E3%EE%E2,_%C8%EB%FC%FF_%DE%F0%FC%E5%E2%E8%F7

 Отправлено: 21.04.13 15:25. Заголовок: Так разве возраст оп..

Так разве возраст определяется отметкой в паспорте? Иные до седин (а то и до лысины ) в спешащих чувствовать юнцах ходят...

 Отправлено: 27.08.13 13:49. Заголовок: Притча, как мне каже..

Притча, как мне кажется, продолжающая креативную "серапионову" мысль.


«Когда совершилось грехопадение ангелов и дерзновенный замысел понес заслуженную кару, то двое из падших — то были Ориенций и Окциденций, — будучи менее виновны, были признаны достойными пощады. Они не были отвержены навеки; им было дозволено искупить, свой грех тяжелым подвигом с тем, чтобы по его исполнении вернуться в небесную обитель. Подвиг же состоял в том, чтобы пройти пешком, с посохом в руке, путь во много миллионов миль. Когда этот приговор был им объявлен, то старший из них, Ориенций, взмолился к Творцу и сказал: «Господи, окажи мне еще одну милость: дай, чтобы мой путь был прям и ровен, чтобы никакие долы и горы не затрудняли меня и чтобы я видел перед собою конечную цель, к которой направляюсь!» — «Твоя просьба будет исполнена», — сказал ему Творец; затем, обратясь к другому, спросил его: «А ты, Окциденций, ничего не желаешь?» Тот ответил: «Нет, ничего». С тем их и отпустили. Тут мрак забытья их окутал; когда они пришли в себя, они очутились каждый на том месте, с которого им следовало начать свое странствие.

Ориенций встал и оглянулся: недалеко от него лежал посох, кругом тянулась, точно сонное море, необозримая, плоская и гладкая равнина, над ней — голубое небо, беспредельное и однообразно-безоблачное; только в одном месте, далеко, на самом краю горизонта, светилась белая заря. Он понял, что это и есть то место, куда ему должно направлять свои шаги; схватил посох, пошел вперед, постранствовал день-другой, затем опять оглянулся кругом, — ему показалось, что расстояние, отделявшее его от цели, не уменьшилось ни на шаг, что он все еще стоит на том же месте, что его окружает все та же необозримая равнина, что и раньше. «Нет, — сказал он уныло, — этого расстояния мне не пройти». С этими словами он бросил посох, опустился безнадежно на землю и заснул. Заснул он надолго — вплоть до наших дней.

В одно время со старшим братом проснулся и Окциденций. Встал, оглянулся — за ним море, перед ним овраг, за оврагом лесок, за леском — холмик, на холмике точно белая заря горит. «Только-то! — воскликнул он весело. — Да там я до вечера буду!» Схватил лежавший у его ног посох, отправился в путь: действительно, вершины холмика он достиг еще до вечера, но там он увидел, что ошибался. Это ему только издали так показалось, что заря горит на холмике, на самом же деле на нем ничего не было, кроме нескольких яблонь, плодами которых он утолил голод и жажду; а по ту сторону был спуск, внизу текла речка, за речкой подымалась горка, а на горке сияла все та же белая заря. «Ну что же, — сказал Окциденций, — отдохну, а затем в путь; дня через два буду там, и тогда — прямо в рай». Опять расчет оказался верным, только рая он опять не нашел: за горкой была новая широкая долина, за долиной более высокая гора, вершину которой венчало сияние знакомой зари. Конечно, наш странник почувствовал некоторую досаду, но ненадолго: гора неотразимо манила к себе, там-то уж наверно были ворота в рай. И так все дальше и дальше, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, век за веком; надежда сменяется разочарованием, из разочарования вырастает новая надежда. Он шествует и поныне, овраги, реки, скалы, непроходимые болота затрудняют его путь; много раз он заблуждался, теряя путеводное сияние, совершал обходы, возвращался назад, пока ему не удавалось вновь приметить отблеска вожделенной зари. И теперь он бодро, со своим верным посохом в руке, взбирается на высокую гору; имя ей — «социальный вопрос». Гора крутая и утесистая, много ему приходится преодолевать промоин и чащ, отвесных стен и пропастей, но он не отчаивается; он видит перед собою сияние зари и твердо уверен, что стоит ему добраться до вершины — и ворота рая откроются перед ним».


Эта притча о деятельном Западе (имя ангела Окциденция значит по-русски «Закатный», «Западный») и созерцательном Востоке (Ориенций — «Восходящий», «Восточный») была сочинена Фаддеем Францевичем Зелинским (1859 — 1944) — российским историком культуры, филологом-классиком, антиковедом и поэтом-переводчиком (Софокл и др.).

 Отправлено: 27.08.13 15:10. Заголовок: Запад есть Запад, Во..

Запад есть Запад, Восток есть Восток...
Россия - и не Запад, и не Восток (или и Запад, и Восток в одном флаконе?). Россия - великая Евразийская держава.
Мы моложе Запада(если верить Л. Н. Гумилеву, на целых пять столетий). Значит, у нас все ещё впереди. В том числе и великие русские приключенцы. Знаю, верю, чуствую... Недаром же появился у нас Э. П. Фандорин - ниндзя-англоман с русскою душой
Россия объединяет в себе и западные, и восточные начала. А всех нас объединяют ВЕЛИКИЕ ЦЕННОСТИ: ЧЕСТЬ, ДОБЛЕСТЬ, ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ... Киплинг - мудрый человек.

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

 Отправлено: 27.08.13 16:14. Заголовок: geklov пишет: Мы мо..

geklov пишет:

цитата:

Мы моложе Запада(если верить Л. Н. Гумилеву, на целых пять столетий). Значит, у нас все ещё впереди. В том числе и великие русские приключенцы. Знаю, верю, чуствую... Недаром же появился у нас Э. П. Фандорин - ниндзя-англоман с русскою душой Россия объединяет в себе и западные, и восточные начала. А всех нас объединяют ВЕЛИКИЕ ЦЕННОСТИ: ЧЕСТЬ, ДОБЛЕСТЬ, ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ...